Несмотря на звонкие определения "История любит повторяться" - эти слова уже набили оскомину. Наш век требует точных формулировок: что и где повторилось? С какими отличиями? В чем причина этих отличий и в чем причина сходства между двумя событиями, отдаленными во времени и в пространстве?
     Будь Плутарх нашим современником, редакторы и читатели затравили бы его, требуя доказательств. Действительно, что общего между Демосфеном и Цицероном, кроме ораторского таланта? Почему судьбы или политические взгляды великих ораторов должны быть сходны? И насколько доказательно утверждение, подкрепленное всего двумя примерами? Вот если бы Плутарх мог предъявить пять или десять сходных биографий знаменитых ораторов, тогда другое дело. А то два оратора, два полководца, два политика... Нет, это не убеждает. Так что, гражданин Плутарх, либо дайте нам представительную выборку сходных героев, чтобы можно было подвергнуть их статистическому анализу и этак выведать всю подноготную, либо предъявите нам универсальную модель поведения ваших героев! И пусть эта модель будет формализуемой, да еще динамической, тогда ее можно будет зажать в клещи современной математики и теор. физики, а потом загнать ее в компьютер и там много разиспытать, варьируя свободные параметры,- вот это будет солидно!
     Конечно, старик Плутарх невыдержал бы такого обращения. А мы должны выдерживать -такова расплата за удовольствие жить в XX веке. Да толькогде они, современные Плутархи? Не ударились ли все в физику - сравнивать жизнеописания элементарных частиц? За этоведь Нобелевскую премию дают. а за сравнение биографий Ивана Грозного и Иосифа Сталина давали совсем другое! Действительно, давали и этим надолго притормозили развитие исторической мысли. Но верно заметил невеселый юморист С. Е. Лец:"Мыслей должно быть столько, чтобы цензоров на них не хватало". Например, мысль об удивительном сходстве исторических судеб многих кочевых народов приходила в голову еще славному Ибн Хальдуну, современнику Дмитрия Донского и Тамерлана,и не считалась тогда подрывающей устои науки или общества.Мысль эту долго и успешно развивали и обобщали многие историки: Джамбаттиста Вико, Огюстен Тьерри, Август Мюллер, Освальд Шпенглер, Арнольд Дж. Тойнби, Л. Н. Гумилев... И вот догадка стала теорией, вышла на страницы научной печати, о ней спорят в кулуарах конференций, в коридорах институтов, в "Литературной газете"...
     Но, может быть, не споры нужны, а экспериментальная проверка этой гипотезы? Взять, например, два или три народа (или, по-научному, этноса) с хорошо изученной историей - хотя бы русских, англичан и французов - и сверить их биографии с хронометром в руках. Удастся ли установить хоть частичный изоморфизм основных событий этих трех историй? И что останется вне рамок такого изоморфизма? Попробуем выяснить это. Допустим (для начала и для простоты), что темпы исторического развития трех выбранных нами народов одинаковы. Если так, то надо лишь выяснить даты их рождения и дальше искать аналогии между "синфазными" - но не обязательно синхронными!-- событиями в Англии, Франции и России. Но где же та книга, в которой отмечены все три "дня рождения" - великороссов, французов и англичан?
     Начнем с наших пращуров, с ними все понятнее, и будем для простоты искать не "день рождения", а "день совершеннолетия" великорусского этноса. Спасибо Д. М. Балашову - благодаря его романам эта эпоха стала сейчас известна массовому читателю. Мы знаем, что Москва вышла на общерусскую политическую сцену в начале XIV века. Тогда крепкий хозяин и собиратель князь Даниил Александрович сумел (не один, конечно) удержать случайно доставшийся ему Переславль-Залесский, отобрал у Рязани Коломну, подготовил захват Можайска. Так была заложена основа будущего Московского государства, а уж потомство не выпускало ее из рук, даже при слабых князьях и в пору внутрисемейных усобиц. Таково было московское совершеннолетие. А как быть с рождением будущих великороссов? Как заметить момент их обособления от прочих людей русского языка - киевлян, галичан, новгородцев? Электрическое поле распознается по движению в нем пробных зарядов. Так и "этническое поле" (что бы ни скрывалось за этой туманной метафорой) приходится изучать, наблюдая поступки правителей и - обязательно! - результаты этих поступков.
     Вот странный поступок княжича Андрея. Почему сын Юрия Долгорукого самовольно оставил отца в завоеванном наконец славном Киеве и вернулся в Залесье? А вернувшись, сел не в старом Суздале, а в юном Владимире, сделался здесь великим князем, стал править всей Русью из вчерашней глухомани? Видимо, прикипел душою молодой князь к новым людям Залесья, столь отличным от ненадежных киевлян той поры. И видимо, все это началось на стройке первого кремля - в Москве или в Звенигороде в 1148 году или около того.
     Похоже, что от "рождения" до "совершеннолетия" великороссов прошло полтораста лет. Интересно сравнить этот "срок возмужания" с соответствующими сроками англичан и французов. Если они окажутся примерно такими же, то подтвердится наша дерзкая предварительная гипотеза о едином темпе эволюции всякого этноса. Что ж, разберемся с Францией. Вспомним, что изначально слово "Иль-деФранс" - "остров Франция" - обозначало лишь маленькую область вокруг Парижа. Но в 987 году неяркий правитель этого княжества, Гюг Капет, вдруг был избран королем всей Франции! И пошла от него восьмисотлетняя династия Капетингов. Что предшествовало этому чуду? Кто был главным чудотворцем?
     Наверное, пращур Капета, граф Эд, возглавивший беспримерную оборону Парижа от викингов в 885 году. Никто в Европе не верил, что парижане устоят, но они устояли. Значит, это были особые люди -ядро нового народа,- впервые заявившие о себе в черную годину разорения древней галльской земли заморскими хищниками и полного банкротства франкских королей, наследников Карла Великого. Так началось "детство" французского этноса.
     А когда настала его зрелость? Видимо, в ту пору, когда, сгладилась разница между потомками защитников Парижа и тех, кто его осаждал. Это произошло где-то во второй четверти XI века. Тогда мы уже не видим во Франции викинговнорманнов - их сменили "нормандцы", сохранившие "боевую доблесть предков, но перенявшие французский язык, католическую веру и феодальную государственность. Тогда и "вектор агрессии" изменил свое направление: нормандцы, так же похожие на жителей Иль-де-Франс, как тверичи на москвичей, в 1033 году попытались (во главе прочих французов) завоевать королевство англосаксов, а в 1066 году они преуспели в этом намерении.
     Итак, "детство" французов длилось около полутора веков - как и "детство" великороссов. А у англичан? Кажется, с ними все должно быть иначе: там ведь не было медленной консолидации, а шло быстрое завоевание. В 1066 году обе главные компоненты нового народа -англосаксы и нормандцы - вдруг оказались в одном котле, но в неравном положении: одни в роли хозяев, другие в роли слуг. И пошел неприятный процесс взаимного привыкания. Когда и чем он закончился? Известно чем - срастанием двух компонент в единый английский народ. Но когда впервые нормандцы и англосаксы выступили плечом к плечу без приказа свыше? Пожалуй, это было в 1215 году, в борьбе за Великую хартию вольностей против зазнавшегося самодержца - Иоанна Безземельного. Конечно, без добровольной поддержки иоменов-саксов бароны-нормандцы не сумели бы разгромить королевских наемников, а после своевременной смерти Иоанна - короновать его малолетнего сына и оформить первое конституционное правительство Англии. Ни в России XIV века, ни во Франции XI века не было такого острого противостояния народа и властей, такого вынужденного и крепкого союза между двумя разноязычными и неравноправными компонентами нового народа. Оттого и не стали эти государства конституционными с самого начала - со всеми вытекающими из этого последствиями.
     Но об этом потом, а пока мы выяснили, что "детство" трех народов - русского, английского и французского - протекало с одинаковой скоростью и длилось около полутора столетий. Но даты рождения этих народов - 885 год для французов, 1066 год для англичан, 1148 год для великороссов - не совпадают даже приблизительно. Так что сравнивать основные события трех истории нам придется с учетом "сдвига фаз", который составляет около 180 лет между французами (они старше всех) и англичанами и примерно 80 лет - между англичанами и великороссами. Перейдем теперь к следующему возрасту народа - к его "молодости". Можно ожидать, что здоровая молодость наполнена массовым творчеством во всех областях - экономической, политической, культурной. Но всякое творчество есть успешное преодоление естественных препятствий, поэтому "концом молодости" можно считать обрыв цепи удач в преодолении таких препятствий. Когда и чем закончилась молодость великороссов?
     Видимо, это случилось в середине XVI века, когда быстрое и успешное подчинение Поволжья (Казань взята в 1552 году, Астрахань-четырьмя годами позже) вдруг сменилось и заслонилось катастрофой опричнины, неудачной Ливонской войной, опасным разрывом московских правителей с украинскими казаками... Значит, "молодость" великороссов длилась около 250 лет. А как было у французов и англичан? Начнем с Франции. Отложив 250 лет вперед от эпохи Генриха 1 и Гвильома Нормандского, мы попадаем в эпоху Филиппа Красивого. Можно ли считать ее кризисной? Взлет профессиональной бюрократии и отступление феодалов, присоединение Наварры и победа над папой Бонифацием. Но одновременно - позорный разгром французских рыцарей ремесленниками Фландрии в "битве шпор" 1302 года, возмутившее Европу Авиньонское пленение пап, геноцид против ордена тамплиеров, а на горизонте - "крестовый поход детей", неудачное начало Столетней войны... Пожалуй, 1302 год можно считать перевалом, отделяющим эпоху совместных успехов французского народа и правительства от "бунташного века", когда правители отрываются от народа и успехи тех и других становятся редкостью. В России это началось при Иване Грозном (1564), во Франции - при Филиппе Красивом. А как было в Англии?
     Здесь переломным можно назвать 1455 год. Стоило отгреметь пушкам Столетней войны (в этом новом огненном деле французы превзошли англичан), как английская знать погрязла в тридцатилетней усобице - той "войне роз", чьи битвы превзошли по масштабу геноцида Креси, Азенкур и Гастингс. Политическое банкротство феодалов оправдало в глазах народа королевский террор против знати; таковы корни тирании Генриха VIII, во многом подобного Ивану Грозному. И все это началось через 240 лет после славной Хартии вольностей, так что подмеченная нами во Франции и в России закономерность проявляется и в Англии.
     Сколько же длится "бунташный век", сменяющий "молодость" народа? В Англии устойчивое равновесие наступило лишь около 1660 года, в конце революции, через два столетия после начала феодальных усобиц. Во Франции относительный порядок установился в конце правления Луи XI или чуть позже, в 1485 году, когда французские деньги помогли английскому изгнаннику Генри Тюдору свергнуть последнего воинственного короля из дома Йорков, Ричарда Третьего, и заморская угроза перестала тревожить правителей Франции. А в России? Здесь весь XVII век справедливо прозван "бунташным", за ним следует эпоха Петра 1, и все приходит в новую норму только при Екатерине II, после 1762 года.
     Итак, бунташный век закономерно сменяет эпоху народной "молодости" во всех трех наших примерах, и длительность его почти одинакова - около двух столетий. Видимо, нет смысла считать эту фазу эволюции этноса исключительной - она так же естественна, как его бурное "детство". Впрочем, детство и у людей бурное; но за молодостью человека обычно следует более спокойная зрелость. У народов, кажется, иная судьба - за уверенным восхождением следует новый длительный неравновесный период, который нарушает покой обывателей (тогда рождаются афоризмы вроде "Не приведи бог жить в интересную эпоху!") и добропорядочных кабинетных мыслителей, легко забывающих древнюю заповедь: "Вы услышите о войнах и сметениях - не ужасайтесь, тому должно быть!"
     Но поднимемся мыслью выше этих разногласий. Мы видели, как полуторавековое неустойчивое детство народа сменяется устойчивой молодостью, которая длится два с половиной столетия. Затем двухсотлетний бунташный век, который, видимо, должен смениться новой равновесной эпохой. Сколько она длится? И чем завершается? Начнем с французского народа - он старше двух других. Устойчивый монархический режим, основанный Луи XI, просуществовал 300 лет и рухнул под ударом революции в 1789 году. Английский имперский социум "образца 1660 года" также прожил около трех столетий - до середины нашего века, когда Британская империя тихо распалась, Англия же вошла вслед за Францией в Западноевропейское сообщество. Напротив, в России имперский режим был уничтожен революционным взрывом раньше расчетного срока,- видимо, здесь проявилась иная социальная закономерность, которую мы пока не учли.
     Выявленное нами сходство в расписаниях девятивековых отрезков английской, французской и русской истории кажется весьма интересным. Хочется узнать естественные пределы этой эмпирической закономерности. Например, проявлялась ли она в истории более древних народов? Что же, сделаем контрольный опыт: рассмотрим классические истории Рима и Эллады сквозь обнаруженную нами хронологическую призму.
     Начнем с римской истории и попробуем выявить в ней подмеченный нами ритм: детство - молодость - смуты - равновесие в темпе столетий: 1,5-2,5-2-3. Когда наступило римское совершеннолетие, какими событиями оно отмечено? Выход римского народа на общеиталийскую арену состоялся, видимо, около 509 года до новой эры - тогда римляне изгнали своего дурного царя Тарквиния Гордого, установили в городе республику и сумели ее защитить. Затем они 250 лет объединяли Италию и развивали свою законность - такою была их молодость. Пунийские войны искусственно затянули ее на полвека, но, одолев Ганнибала, римляне с увлечением погрузились в стосемидесятилетний бунташный век, конец которому положил лишь Август. С 30 года до новой эры началась равновесная имперская эпоха, но продолжалось это, кажется, пять веков, а не три века, как нам хотелось бы в духе нашей гипотезы! Но может быть, не так все было просто и равновесно в имперском Риме? Действительно, середина III века новой эры (так называемая "эпоха солдатских императоров") - это тяжелейший кризис в истории Рима. Правители меняются по нескольку раз в году, в разных концах державы одновременно правят по два-три и более императоров. И откуда только они берутся: галл, испанец и мавр, иллирийский крестьянин и сын арабского правителя... Только коренных римлян не видно на престоле Римской империи!
     Вот именно: в середине III века (через три столетия после Октавиана Августа) римский народ не исчезает, но перестает играть ведущую роль в созданной им державе. Единство государства поддерживается только единством военной машины, а это вещь непрочная. Вскоре проницательный политик Константин сменит государственную религию, чтобы подпереть шаткое имперское здание новой крепкой этнической общиной христиан. Эти новые люди напоминают древних и будущих москвичей в одном: считая друг друга товарищами по судьбе, они не предают своих ближних, в том числе - своих вождей. Оттого у них есть будущее (великая православная Византия и великая католическая Европа), а у римлян третьего века будущего нет. В оставшиеся три столетия римский этнос тихо угасает в рамках дедовской империи, управляемой новыми "варварами с душою римлян".
     Итак, мы успешно проверили на римском примере нашу численную гипотезу о четырех возрастах этноса и при этом обнаружили пятую, заключительную фазу - старость этноса. В Риме она заняла два с половиной столетия - от 235 года, когда был убит последний "законный" император Александр Север, до 476 года, когда очередной полководец-варвар, свергнув очередного ничтожного императора, решил, что этот титул потерял в Италии всякий смысл, и отослал имперские регалии в Константинополь, сам же ограничился более скромным и древним званием "реке". Теперь надо разобраться в истории Эллады. Ее анализ удобнее начать с "имперской" эпохи, которая началась битвой при Херонее в 338 году до новой эры. Там Филипп Македонский разгромил объединенные войска греческих полисов и стал владыкой всей Эллады. Эра эллинистических монархий затянулась на три столетия - до той поры, когда Октавиан объединил все Средиземноморье под властью Рима. С этого момента греческая цивилизация процветает в римских руках. Длится это еще три века, затем эллинизм вытесняется новой христианской цивилизацией, а потом.ки эллинов становятся ревностными адептами нового образа мысли. Значит, закат эллинов был подобен закату римлян - если следить за судьбой культуры больше, чем за политической хроникой. Но укладывается ли их ранняя история в нашу эмпирическую схему? Равновесной "имперской" фазе должен предшествовать бунташный век; подходит ли это название для славной эпохи Мильтиада и Перикла? Пожалуй, подходит. Вспомним, что всемирная слава Афин началась с демократической "революции Клисфена" в 511 году до новой эры, которую спартанцы безуспешно пытались подавить. Затем греко-персидские войны на время приглушили давнее' соперничество Афин и Спарты, но сразу после победы оно вспыхнуло вновь. И с той поры усобицы не прекращались до роковой битвы при Херонее. Значит, бунташный век Эллады длился 173 года - это соответствует двухвековому расчетному сроку. Сдвинемся дальше в глубь веков - сразу на два с половиной столетия, которые должны, по нашей гипотезе, отделять совершеннолетие эллинов от начала их усобиц. Что мы видим в туманной середине VIII века до новой эры? Первые Олимпийские игры (776 год до новой эры), равносильные общеэллинскому конгрессу доброй воли; первые надписи, выполненные греческим алфавитом; наконец, поэмы Гомера Все это - блестящие аттестаты культурной зрелости эллинов и хорошее подтверждение нашей гипотезы.
     Но можно ли разглядеть начало эллинского "детства" в еще большем удалении - где-то в конце Х века до новой эры? Можно, потому что тогда начиналось детство очень многих народов. Именно XI-Х века до новой эры были концом очередного переселения народов, связанного с так называемой "железной революцией" в экономике. Тогда в очередной раз стабилизировалось население Эллады и Палестины, Ливана и Ассирии, Северной Индии и долины Хуанхэ... Очень трудно разобраться в том фейерверке этногенезов, но нам достаточно зарегистрировать его финал, совпадающий с рождением Эллады.
     Итак, параллель между историями римлян и эллинов установлена; "сдвиг фаз" между ними составляет около трехсот лет. А теперь не проверить ли нам интуицию старика Плутарха? Он подобрал двадцать три пары биографий знаменитых эллинов и римлян, личности или социальные роли которых показались ему сходными. Конечно, Плутарх не думал о едином ритме в развитии разных этносов, так что выбранные им герои сплошь и рядом оказываются "не синфазны" друг другу, но тем интереснее узнать, во скольких случаях угаданные Плутархом аналогии подтверждаются расчетом по нашей эмпирической схеме?
     Перечислим явные удачи Плутарха (читатель может сам проверить их по "Сравнительным жизнеописаниям" и по учебникам истории):
     ораторы - Демосфен и Цицерон;
     удачливые завоеватели - Александр Македонский и Юлий Цезарь;
     неудачные воители - Никий и Марк Красе;
     вынужденные сепаратисты - Эвмен и Серторий;
     самовластцы Спарты - Лисандр и Агесилай, и Рима - Сулла и Помпей;
     тираноборцы-победители - Дион Сицилийский и Врут Младший;
     тираноборцы-побежденные - Фокион Афинский и Катон Младший.
     Легко заметить, что все эти пары персон представляют одну пару эпох - с центрами около 350 года до новой эры (для Эллады) и около 70 года до новой эры (для Рима). Можно проверить, что другие (менее убедительные) примеры спаренных Плутархом жизнеописаний - например, Тесей и Ромул, цари Агис и Клеомен и братья Гракхи - не укладываются в соответственные фазы развития Эллады и Рима. Поэтому удачи и неудачи великого эмпирика Плутарха можно считать первым надежным экспериментальным материалом по сравнительной этнологии человечества. Несколько раньше подобные наблюдения вел на другом краю Евразии великий структуралист Сыма Цянь, но он не имел возможности сравнивать биографии разных этносов своей ойкумены и поэтому не дошел до тех открытий, которые выпали на долю его далеких преемников Ибн Хальдуна, Вико и других мыслителей. Однако вернемся в наш, двадцатый век и попробуем разобраться в научной сущности тех возрастов этноса, которые мы назвали детством, молодостью, бунташным веком, государственным равновесием и старостью. Мы видим две сугубо неравновесные эпохи, за которыми следуют две эпохи релаксации накопленных противоречий. Вначале - детство, когда в обществе совсем не заметно устойчивых структур и разные люди как бы играют в новую коллективную игру с неизвестными правилами. Как только эти правила становятся всем ясны и привычны, наступает молодость, то есть эпоха сбалансированного роста этнической культуры. При этом кристаллизуются основные социальные институты, общество приобретает устойчивую сословную структуру.
     Далее, в бунташный век сословия теряют устойчивость, переходы людей между сословиями становятся не исключением, а нормой, то есть сословия превращаются в классы, которые тут же начинают свой тур игры на нахождение общего языка и равновесия сил. Раз достигнутое, это равновесие фиксируется в новой структуре государства. Срок существования этой весьма устойчивой структуры до начала ее естественной атрофии мы назвали государственным равновесием. Такой представляется общая схема этнической эволюции: в первую неустойчивую эпоху происходит взаимная подгонка личностей, во вторую такую эпоху - подгонка классов; первая устойчивая эпоха закрепляет народную культуру, а вторая - административную надстройку над этой культурой.
     Конечно, это очень упрощенное и огрубленное описание весьма сложных этнических и социальных феноменов. Мы не будем углубляться в анализ многоразличных и противоречивых научных моделей, построенных для объяснения этого круга явлений. Каждая такая модель заслуживает отдельной статьи или книги. Первые книги этого рода уже появились: в 1989 году вышла книга Л. Н. Гумилева "Этногенез и биосфера Земли", а в 1991 году выйдет русский перевод сходной книги Арнольда Тойнби "Постижение истории". Нам же полезнее задуматься о другом: что осталось за пределами нашей "хронометрической" модели?
     Вернемся к русской истории и решим, наконец, как быть с Киевской Русью. Какова ее связь с Московской Русью, историю которой мы столь придирчиво периодизовали, как бы забыв о ее предшественнице? Относительный успех нашей "вивисекции" говорит, видимо, о том, что история Московской Руси не была "обязательным" продолжением киевской истории... Значит, Киевскую Русь можно изучать отдельно от Московской Руси, но тем же способом! Попробуем уловить в ней тот же ритм этногенеза, какой наблюдали в разобранных нами биографиях этносов. С чего начать? Проще всего заметить конец равновесной молодости киеворусского этноса и начало его бунташного века. Скорее всего, этот перелом свершился около 1070 года: именно тогда мы видим первое поражение киевской рати в битве с половцами на Альте, а сразу после этого - первое восстание киевлян, изгнавших "законного" князя Изяслава. На "золотом столе Киевском" появляется князьчужак Всеслав. И с этого момента старый киевский порядок трещит по всем швам. Если этот диагноз верен, то момент выхода киевлян в большую историю следует искать на два с половиной века раньше - в начале IX века. Что мы знаем об этой поре? Только два интересных и точно датированных события: приезд русского посольства в Константинополь в 838 году, завершившийся подписанием очень выгодного для Руси торгового договора, а еще строительство хазарами на Дону крепости Саркел в 834 году. Тогда император Феофил послал к хазарам своего родственника - военного инженера Петрону Каматира. Похоже, что главной его задачей была не фортификация, а разведка - Феофилу нужна была надежная информация о новой расстановке сил в степной полосе Европы. Кто вынудил хазар укреплять их западную границу? Киевляне, или кочевники-мадьяры, или союз тех и других? Секретный доклад Петроны не дошел до нас, но мы видим его последствия четырьмя годами позже. Да, тогда киево-русский этнос впервые показал свои разнообразные способности - в давлении на хазар, в союзе с мадьярами, в инкорпорации норманнов. Ведь не зря наши летописцы почти не жалуются на буйство варягов, о которых их западные хронисты пишут с ужасом, как о потопе или чуме. Видно, наши киевские пращуры той поры сами не уступали варягам и мадьярам в боевой доблести и братались с ними так же легко, как москвичи XIV века - с православными татарскими батырами, которых немало было под московским стягом на Куликовом поле.
     Итак, молодость киево-руссов наступила вскоре после 800 года. А можем ли мы различить начало их детства полутора веками ранее? Кажется, некому было за этим проследить... Но летописцы Западной Европы отмечают тогда появление первых государств, большинство населения которых составляют славяне: таковы Моравия, Само, Болгария. Видимо, в это время древняя славянская общность распалась, и ее части начали самостоятельную жизнь, в том числе на берегах Днепра и Волхова. Попробуем теперь проследить за поздней историей киево-руосов. По нашей схеме, бунташный век киевлян должен был естественно завершиться в.конце XIII века. Но он оборвался раньше - в 1240-х годах, вследствие монгольского удара... Оборвался ли? Или продолжился в новой оболочке? Мы рассматривали Московское великое княжество как "первый университет" молодого этноса великороссов, но можно рассматривать его и как последний устойчивый продукт киевской цивилизации! Так, может быть, не случайно трагическая гибель державы Рюриковичей в Смуте 1600-х годов отделена от ее рождения в эпоху князя Даниила Московского именно тремя столетиями - характерным сроком равновесной государственной зрелости этноса?
     Дальше великорусский этнос живет, не пользуясь старыми киевскими черновиками, а киевская культурная традиция угасает. Сначала одиночные западники-подпольщики (вроде Дмитрия Самозванца и патриарха Филарета Романова), потом открытое, но умеренное западничество правящих кругов (Ордин-Нащокин, Василий Голицын) и, наконец, переворот Петра... Еще век - и этот раскол доходит до корней: появляются народники, которых одни мыслители считали бесплодными нигилистами-разрушителями, а другие видели в них зародыш нового (третьего?) русского этноса... Не будем судить этот незаконченный жизнью спор. Отметим важнейший для нас феномен - в русской истории наблюдаются как бы два экземпляра одного этнического ритма, различающиеся "сдвигом фаз" в пять веков. Эти два процесса - "киевский" и "московский" этногенезы - накладываются друг на друга с очень слабым взаимодействием, протекают почти независимо.
     Сходный феномен хорошо известен физикам: например, когда звучит струна скрипки, она издает не один музыкальный тон, а целое семейство тонов разной высоты, как будто она участвует сразу в нескольких независимых колебаниях. Не играет ли выявленный нами ритм эволюции этносов сходную роль в истории человечества? Как будто разные страны - это разные струны "исторической арфы", а биографии разных этносов - гармонические колебания этих струн. То есть история человечества есть "музыка ноосферы"...
     Но струна издает звуки разных частот, мы же пока уловили в развитии этносов лишь один возможный ритм. Неужели иначе не бывает? Или бывает, но в иных условиях? Заметим, что все рассмотренные нами этносы - англичане и киевляне, французы и римляне, эллины и москвичи - все они начинали свою историю как бы с чистого листа, на пустом месте или на пепелище. А что, если новый народ получит к своему совершеннолетию такой сомнительный подарок судьбы, как роль гегемона в своей ойкумене?.. "Кто хочет быть первым между вами - тот будет вам рабом!" Эта горькая библейская заповедь справедлива для народов в той же мере, как для отдельных людей. Вглядимся в судьбы некоторых этносов, побывавших в этом незавидном положении: так было с персами и с китайцами. История Ирана удивляет странной разорванностью "имперской" фазы. Вначале - феерический взлет династии Ахеменидов, в считанные годы подчинившей весь Ближний Восток и уверенно правившей им более двух веков. Затем столь же неожиданный крах персидской империи под ударом Александра Македонского. Потом недолгая чехарда царей-эллинов - и вдруг (в 221 году до новой эры) мы видим очередной национальный подъем, возглавляемый новым этносом парфян, не считавших себя наследниками персидской державной традиции. Пятивековая история Парфии бесит своими контрастами. Бурное кипение народных сил - и неспособность правителей мобилизовать эти силы для решения насущных государственных задач. Правда, защищались парфяне отлично - порукой этому разгром семи легионов Красса при Каррах в 53 году до новой эры. Но наступательных успехов в политике Парфии мы не видим, как будто долгая и бурная перестройка в мыслях и действиях народов Ирана занимает все их силы и внимание. Потом неясное кипение духа обрывается, и в 224 году новой эры, как Феникс из пепла, является вторая персидская династия Сасанидов. Эти правители объявили себя наследниками Ахеменидов и обеспечили Ирану новое четырехвековое имперское единство - вплоть до арабского завоевания. Как расшифровать этот новый, непривычный для нас ритм этногенеза?
     В прежнем ритме (1,5-2,5-2-3) мы видели чередование неустойчивых эпох (детство, бунташный век) с устойчивыми (молодость, государственное равновесие), причем длительность каждой устойчивой эпохи была примерно в полтора раза больше, чем длительность предшествующей неустойчивой эпохи. Допустим, что эта закономерность проявляется и в историй Ирана. Тогда бунташный век, предшествующий четырехвековой имперской эпохе Сасанидов, должен был длиться около двух с половиной столетий. Но смутная парфянская эпоха была вдвое дольше! Так, может быть, ее следует разделить пополам - и только вторую половину (которая началась на рубеже новой эры, а завершилась победой Сасанидов) называть бунташным веком, раз она подготовила последующую имперскую эпоху? А первая половина парфянской эры, видимо, теснее связана с предыдущей имперской эрой Ахеменидов, и ее содержание можно обозначить современным медицинским термином - реабилитация. Медики называют так период восстановления нормальной деятельности организма после тяжелой болезни или операции. Именно так было с персами после того, как удар Александра Македонского избавил их от тяжкой и вредной имперской ноши. Вспомним, что к началу эпохи Ахеменидов юный персидский этнос состоял из пахарей, скотоводов и воинов, чуждых древней городской цивилизации Двуречья. Но имперская служба превратила лучших воинов и пахарей в заурядных воевод и плохих чиновников. Она оторвала активнейшую часть народа от его "золотой середины", в итоге победители оказались побеждены своею победой, оторваны от полноправного участия в сложной, сбалансированной экономике Ближнего Востока. Неудивительно, что в результате персы впали в социальный анабиоз, прерванный лишь македонским нашествием.
     Это напоминает участь Сизифа - богатыря, каждый день вкатывающего камень на гору. Вдруг камня не стало, богатырь свободен, но он совсем не готов к новой жизни и должен учиться ей заново. Нечто сходное произошло с персами после краха ахеменидской державы - оттого они не участвовали ни в войнах диадохов за наследство Александра, ни в освободительной борьбе парфян против македонцев. У них было дело поважнее - восстановление экономической основы персидского этноса, древнего сословия пахарей и скотоводов - вастриоршан. Только после успеха в этом тихом и великом народном деле персы смогли подумать о восстановлении славы прадедов. Они начали искать новые формы народного единства - и пошло "персидское Возрождение", завершенное победой Арташира, сына Папака и внука Сасана, над последним наследником парфянских витязей - Аршакидов.
     Тахою представляется "промежуточная" часть истории Ирана в свете гипотезы о чередующихся возрастах этноса. В целом "иранский ритм" выглядит так: (1,5- 2,5- (2,5+2,5) -4-3). Первая фаза (детство древнеперсидского этноса) недоступна нашему наблюдению, ибо вавилонские летописцы той поры пренебрегали "варварскими" народами на периферии Двуречья. Зато последняя фаза (угасание древних персов под чужой властью) известна очень хорошо - это история "арабского" (точнее, "арабоименного") халифата Омейядов и Аббасидов. Арабские богатыри вырвали власть над ближневосточной ойкуменой из рук последних Сасанидов, и в течение трех веков халифам Дамаска и Багдада удавалось поддерживать единство своей империи на древнем иранском субстрате. Но в середине Х века исламская ойкумена распалась на множество новых этнических компонент и никогда более не срасталась воедино.
     Нам осталось сверить усложненный "персидский" ритм с китайскими событиями. Тут нужна аккуратность: ведь дальневосточная история ничуть не проще ближневосточной или русской, так что и здесь сплелись несколько ритмов разных народов. Аналогом персов в этой ойкумене оказываются западные кочевники Чжоу. В 1027 году до новой эры они подчинили всю долину Хуанхэ и правили ею до 771 года. Потом чжоусцы не выдержали конкуренции новых народов. Поднебесная на пять с половиной веков погрузилась в межэтнические усобицы и культурный плюрализм. Великий историк Сыма Цянь уверенно поделил эту эпоху на две разные половины: до (-500) года шли "весны и осени", а после этого - "борьба царств" (бунташный век), завершенная недолгим террором империи Цинь. Из пепла этого пожара родилась в (-207) году держава Хань, объявившая себя культурной преемницец Чжоу (хотя этническое родство здесь сомнительно), скорее, уместна пушкинская оценка: "Тень Грозного меня усыновила". Эпоха Хань - это четыре столетия имперского равновесия, а потом - новый крах державы и четырехвековое владычество варваров в Поднебесной, подобное господству арабов над Ираном...
     Какие уроки можно извлечь из нашего сравнительного жизнеописания народов? Самые разные - в зависимости от вкусов читателя. Любитель исторической беллетристики увидит в наших рассуждениях основу задачника для новых последователей Плутарха - теперь можно уверенно выбирать синфазных героев из тьмы выдающихся персон разных времен и народов. Например, полулегендарный праотец Ромул встает рядом не только с мифическим Тесеем, но и с куда более реальным графом Эдом Парижским, с нормандским герцогом Гвильомом Бастардом (впоследствии - Завоевателем) и с князем Андреем Боголюбским. Цицерон и Демосфен находят свою ровню во Франции - в лице дипломата Филиппа де Коммина, в Англии - в республиканце Генри Вена, а в России - в епископе Серапионе Владимирском (по "киевскому" ритму), либо в лице Василия Никитича Татищева (по "московскому" ритму). Можно привлечь и более экзотических героев - даже из Шумера, где тоже прослеживается основной ритм этногенеза (1,5-2,5-2-3). А китайцев и персов можно успешно сравнивать с вавилонянами и немцами...
     Ну а если у читателя музыкальные вкусы, тогда он неизбежно задастся вопросом об обертонах той струны-ойкумены, главный ритм которой мы изучили. Вообще, какие тона она может издавать в разных условиях? Мы отметили "политически вынужденный" ритм в Иране и в Китае. Но ойкумена подвержена и иным природным воздействиям - хотя бы пресловутой научно-технической революции. Как выделить ее эффект в ритме западноевропейской цивилизации после 1789 года? Не проследить ли за эволюцией более мелких и эфемерных социальных групп: политических партий, религиозных течений?
     Далее. Поучителен опыт выделения двух вроде бы независимых ритмов в русской истории. Точно ли нет связи между моментами рождения "киево-русского" и "великорусского" народов? Не был ли одним из необходимых условий кристаллизации Второго Консорция в середине XII века некий "духовный надлом" первого этноса? Нельзя ли отыскать сходный надлом в биографии великорусского этноса и выделить рождение Третьего Консорция - так называемых "птенцов гнезда Петрова"? Какие новые закономерности выявит этот подход в новой и новейшей истории России?
     Наконец, есть читатель-математик. Он заметит, что устойчивые возрасты этноса примерно в полтора раза длиннее предыдущих неустойчивых эпох, и спросит: точно ли, что именно в полтора - или в 1,618 раза? Ведь это - знаменитый коэффициент золотого сечения, который без спросу выскакивает во множестве природных процессов! Обычно он порождает геометрическую прогрессию; в нашем случае ее первые члены будут равны 1,5; 2,5:4; 6,5... Смысл первых двух сроков в ритме цивилизации мы выяснили; не поискать ли новые переломные эпохи, сдвигаясь вперед по времени на новые сроки? Например, римский народ: сдвинувшись на четыре века из конца его молодости, мы попадаем в середину II века новой эры - в эпоху Марка Аврелия и первых успешных диспутов незаметных прежде христиан с официозными язычниками. Кажется, это конец восхождения римской культуры - четыре века спустя после конца восхождения римской государственности... Сдвинувшись еще на шесть с половиной веков вперед, мы попадаем в 800 год - прямо на коронацию Карла Великого. Впервые римско-католическая церковь по своей инициативе объявляет "варвара" главою новой Европы! Это - полный разрыв с римской традицией в последнем учреждении, уцелевшем со времен римской державы... И над этим стоит поразмыслить.
     Можно также, по примеру Л. Н. Гумилева, применить статистику возрастов этноса для объяснения "странных" исторических событий. Например, Столетняя война - удивительные победы небольшой английской армии над огромными французскими ратями (при одинаковом оружии и равной храбрости) довольно просто вытекают из стовосьмидесятилетней разницы в возрастах двух народов. Англичане переживали молодость, когда французы уже вошли в свой бунташный век и надолго утратили способность объединяться ради общенародных целей. Как только английская молодость закончилась, Столетняя война завершилась вничью.
     Но всего полезнее будут, видимо, дальнейшие размышления над динамикой эволюции народов и цивилизаций. Здесь не обойтись без построения формальных моделей, без сравнения их предсказаний с исторической действительностью. Физики давно поступают так и не жалуются на свою жизнь. Может быть, счастье моделирования со временем откроется и историкам - так что никто не посмеет обзывать их лучших профессионалов "архивными и археологическими крысами", а лучших писателей - "безответственными сказочниками". Поскорее бы настал этот день! Светлые тени Сыма Цяня и Плутарха давно ждут его...