Царица и казак

     Опаснейшие враги того государства, которое восстановили в 1613 году Минин и Пожарский, составляли необычную пару - двадцатипятилетняя польская аристократка, помазанная на царство Всея Руси, и крестьянский сын из-под Тарнополя (потогдашнему - "русин", сейчас он назывался бы "украинцем", да еще "западным", но в начале XVII века такие тонкости мало кого интересовали, и в источниках он фигурирует либо как "русский полководец", либо как "храбрый вождь донских казаков"). Вопреки всем местническим традициям, Иван Заруцкий саблей добыл себе боярство. Его боевой товарищ по Тушинскому лагерю, поляк Н. Мархоцкий оставил о нем воспоминания: "Все наше войско бежало, и не будь тут Заруцкого, который прискакал с несколькими сотнями донцов и у реки Ходынки отразил Москву ружейной пальбой, она загнала бы нас в самый лагерь..." С. Жолкевский, едва не соединивший русских и поляков в единый народ, писал: "князь Рожинский (тушинский гетман.- И. С.) почти всегда был пьян", поэтому Заруцкий "заведовал караулами, подкреплениями, доставкой известий". Помимо этих достоинств, атаман был "собою красив и пропорционален" - качества, не столь важные для исхода войны за московское наследство, но, вероятно, небезразличные для наследницы Марины. Впрочем, и с Заруцкого не следует писать иконы: в конце Смутного времени он правил в Астрахани по образцу Ивана Васильевича: "многих добрых людей в ночи пытав на пытке и огнем жгли, да с обруба в воду посажали, да и по вся дел дни беспрестанно кровь проливают".
     О Марине Мнишек наша публика знает несколько больше благодаря опере "Борис Годунов". "Расчетливая, надменнаяи легкомысленная красавица" - сказано в хорошем дореволюционном учебнике русской истории Трачевского (как это - "расчетливая" и "легкомысленная" одновременно?)
     Менее известно, что эта маленькая пани ездила верхом, вооруженная саблей и пистолетом, и в гусарской одежде входила в воинский совет, чтобы предъявлять претензии взбунтовавшимся ландскнехтам. Когда лучший московский полководец, молодой Скопин-Шуйский, осадил в Дмитрове одного из лучших тушинских полководцев, "польского удальца" Яна Сапегу, Марина на валах возглавляла оборону, воодушевляя солдат словами: "Я, женщина, не утратила мужества!" Отношения их с Сапегой составляют отдельный причудливый сюжет. Начались они с того, что "удалец" с гусарами молодую вдову убитого царя Дмитрия и ее отца, воеводу Мнишка, отбил у московской стражи (которая, впрочем, и не думала о сопротивлении). После совместной обороны Дмитрова они поссорились, и бесстрашная царица сказала, что у нее есть три с половиной сотни донцов и, "если до того дойдет, она даст ему сражение". Марина лично инструктировала русских послов и принимала иностранных, даже при жизни своего второго мужа, "тушинского царя", не отличавшегося ни умом, ни образованием. Когда польский король Сигизмунд, ее бывший государь, предложил "из милости" тушинской чете Саноцкую землю и доходы с Самборской экономии за отказ от русского престола, она попросила у него Краков, обещая за это "из милости уступить королю Варшаву". Письма она подписывала "императрица Марина".
     Согласитесь, личность, весьма далекая от женского идеала, предлагаемого "Домостроем", даже если считать произведение Сильвестра, безусловно, прогрессивным по сравнению с обычной практикой.

Иван-царевич

     Судьба царевича Ивана - авантюрный роман со дня рождения. И даже до рождения. Отец его - "тушинский царь", известный и под именем Лжедмитрий II, второй муж< Марины Мнишек. После переворота 17 мая 1606 года Василий Шуйский отправил вдову убитого царя вместе с отцом - воеводой Мнишком в ссылку в Ярославль. В те времена, когда еще не изобрели фотографию и телевидение, ссыльные не могли уверенно судить о том, что за человек вновь собирает сторонников Дмитрия Ивановича - действительно ли это их государь, которого судьба уже неоднократно спасала от верной смерти, или самозванец "второго порядка". Личнаявстреча Марины с "воскресшим" мужем подтвердила худшие опасения. Человек неизвестного, но явно не аристократического происхождения, он отличался "грубыми идурными нравами" и произвел на Марину крайне неблагоприятное впечатление -долгое время она не хотела признавать его. несмотря на все уговоры отца, материальнозаинтересованного в таком признании. Однако политика оказалась могущественнее личных симпатий и антипатий. А может быть, дело не только в политике. "Тушинский царь" олицетворял единственную альтернативу правительству Василия Шуйского - единственную возможность отомстить за человека, которого Марина, видимо, действительно любила. И вернуть московский престол. Напомним, что тогда ейбыло всего 19 лет. 5 сентября 1608 года в лагере Сапегисостоялось ее тайное венчание с "тушинским царем". С формально юридическойточки зрения брак их был вполне законен, равно как и ребенок, рожденный в этомбраке. По мнению В. Б. Кобрина, второй мужМарины "унаследовал авантюризм своего предшественника, но не его таланты". Имея стотысячную армию, он не только не смог навести в ее рядах порядок и выбитьВасилия из Москвы, но оказался даже не в состоянии поддерживать престиж царского звания среди пьяных безобразий казаков и наемников. Такое положение было унизительно для Марины. Тем не менее она разделяла с мужем все превратности егосудьбы: мятежи, распад Тушинского лагеря, бегство в Калугу.Там бывшие "тушинцы" на какое-то время восстановили правительство, боровшееся и против Москвы, и против польского короля. Вплоть до декабрьского дня 1610 года, когда глава этого причудливого двора был зарезан князем Урусовым. А в началеянваря нового, 1611 года Марина родила сына, которого крестили в православнойвере и сразу же признали два самых могущественных военных вождя - Заруцкий иЛяпунов, признали его законным наследником престола.Сам того не подозревая, новорожденный уже принимал участие в большой политике,и вокруг его колыбели сталкивались партии и армии.

Интернационалисты XVII века

     Второй большой миф о Смуте объясняетее "иностранной интервенцией". Он восходит все к тому же Василию Шуйскому,который ненависть московской черни к иностранцам и иноверцам удачно обратил против Дмитрия. Позднее те же ксенофобские инстинкты использовала победившая партия Романовых, чтобы возвеличить собственную победу.
     К сожалению, факты входят в некотороепротиворечие с этой конструкцией. И искусственность ее хорошо понимали свободомыслящие ученые XIX столетия. Во-первых, "Называемый Димитрий" вовсе не был"польским ставленником". Сигизмунд III не оказывал ему официальной поддержки, аучастие отдельных панов в его экспедиции, с точки зрения господствовавших в польсколитовском государстве обычаев, было таким же частным делом, как купля-продажа имения. Придя к власти, молодой царь и не помышлял об удовлетворении территориальных и религиозных претензий со стороны короля и папы, а при первых же недружественных жестах со стороны Сигизмунда вступил в соглашение с вооруженной оппозицией польской шляхты - конфедерацией, организованной Я. Радзивилом иЛ. Понятовским, и готовился поддержать их сорокатысячным войском. Историк А. Гиршберг прямо пишет о планах обоих Дмитриев - и московского, и даже тушинского -овладеть польским троном. Встречаясь в исторической литературе сословами "польский", "поляки", мы должны помнить, что "национальный вопрос" и связанная с ним терминология в начале семнадцатого века значили совсем не то, чтов конце двадцатого. "Польша" Сигизмунда - это польско-литовская монархия, аее непосредственно прилегающая к Московской Руси половина, Литва, вовсе не былаЛитвой в том смысле, какой сегодня вкладывает в это слово В. Ландсбергис. Онаизначально строилась как государство литовско-русское, причем отнюдь не католическое. "Явились на Руси два государства,- пишет Н. И. Костомаров,- Москваи Литва... Русь, таким образом, разделилась на две половины". И те "рыцари" и"удальцы" Смутного времени, которых мы по привычке именуем "поляками", в действительности сплошь и рядом оказываются представителями русских дворянских родов,да еще православного вероисповедания. "Ревнителями православия" называют князей Острожских и Вишневецких. Послы; Сигизмунда в Москву А. Балабан и Ст. Домарадский - люди "греческой веры". Сапеги - из бояр Смоленской области.Правда, вышеупомянутый Ян Петр фор- мально принял католичество, но покровительствовал обеим церквам. И в отряде его, по его собственным словам, "большая половина состоит из русских людей". Тушин ский гетман князь Рожинский в письмепапе римскому восхваляет некоего о. Викентия, благодаря которому он все-таки склонился к католичеству, но если учесть, что главную тему письма составляют просьбы о помощи, вряд ли можно воспринимать его пафос всерьез.
     С другой стороны, "Москва", с которойвсе они воевали, представлена венграми, татарами, французами во главе с де ля Виплем, англичанами (!) и, согласно дневнику Сапеги, целым подразделением все тех жеполяков, "у которых было свое знамя и свой ротмистр". Наконец, на стороне Шуйского воевала армия шведов. Таким образом, правильнее было бы говорить не об организованной интервенции, а о том, что некоторые подданные сопредельных (и даже не сопредельных) стран приняли участие во внутренних неурядицах Русского государства, причем участие эти носило поначалу сугубо неофициальный характер. Впрочем, и официальное вмеим тельство со стороны Польского и Шведского королевств было вызвано столь же официальным приглашением из Московской Руси. И в этом приглашении не со держалось никакой "национальной измены"). Россия могла иметь царя Владислава польского происхождения точно так же, как сама Польша имела короля Сигизмунда из шведской династии Ваза, а, например, Англия -короля-шотландца Стюарта. Вообще монарх-иноземец для феодализма скорее норма, чем исключение. Идея объединения России вокруг Владислава была уже практически реализована Станиславом Жолкевским, если бы не нелепое упрямство Сигизмунда III. Будь король поумнее, Смута кончилась бы на три года раньше и сегодняшние "патриоты" прославляли бы дина стию Ваза.
     Иностранное вмешательство не было первопричиной событий. Причины историки видят в разорении страны Иваном Грозным, последствии этого разорения - крепостничестве - и природной катастрофе -трехлетнем голоде, постигшем страну в правление Бориса и заставившем Годуновых расплачиваться за чужие грехи. Но "интервенция" точно так же не может считаться и движущей силой Смуты. Эту движущую силу, опору и основу "партии беспорядка", скорее всего, следует искать в казачестве.
     С большим вниманием я читаю в современной партийной печати рассуждения о казачестве. "Издревле казаки ставили воглаву угла защиту Православия... а для верующего монархия на земле - своегорода "калька" устройства небесного" ("Путь", газета Российского христианскогодемократического движения). "К идеалам служения "Вере" и "Отечеству" казак снеобходимостью добавлял и третий, не расторжимый в совокупности член - "Царю"... Истинная "вольность" воспринималась как реализация предельного личностного права на отсечение собственной воли, а "самодержавие" как вольное изъявление Божьей правды и милости через монарха" (журнал "Кубань").
     Раннее казачество весьма мало соответствовало этому идеалу. Как донцы, так и запорожцы не утруждали себя выяснениями "пятого пункта" или социального происхождения и поначалу даже в религиозных вoпpocax проявляли такое же свободомыслие, каким ужаснул патриархальнуюМоскву их любимый царь Дмитрий. (Интересно. что с началом религиозных преследований "вольнодумцы" станут самыми упорными защитниками гонимой церкви -ортодоксального православия на Украине и старообрядчества на Дону.) "Казаки -люди различных племен, из земли московской, татарской, турецкой, польской, литовской, карельской и немецкой... говорят преимущественно по-московски" (И. Масса,начало XVII века). Кроме холопов и беглых крестьян, мы встречаем в "товариществе" и аристократов, как легендарный запорожский герой Байда - князь Вишневецкийили его донской коллега князь Дмитрий Трубецкой.
     Так же свободно относились казаки ковсем без исключения "самодержцам", через которых "вольно изъявлялась Божьяправда", а также "правда Аллаха",- они постоянно балансировали между сопредельными державами: Россией, Польшей и Турцией, поскольку чувствовали себя независимыми от всех и уважали (не уважали) царя, короля и султана ровно настолько, насколько каждый из монархов в данный момент мог быть им полезен (иливреден). С другой стороны, раннее казачество неуспело выработать какой-либо социальной программы (она появится на Дону только входе религиозной реформации), поэтому борьба с несправедливым порядком, вытолкнувшим их в "дикое поле", при самом искреннем его неприятии на делесводилась к перемене ролей в рамках одной и той же системы.
     В стихийных ополчениях Смутного времени, будь то армия Болотникова, или "тушинского царя", или так называемое"первое русское ополчение" Ляпунова - Заруцкого - Трубецкого, с необычайнойсилой проявились все хорошие и дурные свойства тогдашнего казачества. "Разгульная казацкая кочевка" в Тушине на время стала столицей России. Здесь демократично перемешались сословия и вероисповедания, "неграмотный мужик", почитавшийся царем, ставил в патриархи Филарета Романова, а шляхтичи с донскимимолодцами весело проводили время в пьянстве и за игрой. К сожалению, единственным источником существования красочного "славянского рыцарства" был более, ачаще менее узаконенный грабеж всех тех, кто еще продолжал работать и, несмотряна политические катаклизмы, добывал хлеб насущный.

Виселица за Серпуховскими воротами

     В конце концов люди смертельно устали от безобразий, и восьмилетняя Смута закончилась "победой сил порядка ипосредственности" (В. Б. Кобрин) - избранием на царство юного Михаила Федоровича Романова, "тихого и неспособного по природе", которым управляла сначаламать, а затем отец, патриарх Филарет. Но за установление порядка пришлосьзаплатить дорогую цену - отказаться от прогресса. То зачаточное крепостное право,когда крестьянин был "крепок" не господину, а земле, на которой трудился,- своегорода "прописка" на средневековый манер - было поколеблено "разрешающими" указами Бориса и Дмитрия в период голода и Смуты, да и вряд ли вообще могло всерьезсоблюдаться среди анархии, однако именно при Михаиле Романове оно утверждается вновом, невиданно суровом и бесчеловечном обличье, при котором крестьянин ("христианин") приравнивается к рабу, к вещи, скотине. Те элементы правового государства -"Великой хартии вольностей",- которые присутствовали в крестоцеловальной записицаря Василия и в договорах о приглашении на русский престол Владислава, оказались похоронены, и Россия вернулась к восточному деспотическому правлению Ивана III. "Западничество" было предано анафеме вместе с Гришкой Отрепьевым ивновь заявило о себе всерьез лишь спустя многие десятилетия, но уже не в мягкой илиберальной форме, а таким образом, что прогресс и просвещение только укреплялиархаичный социальный порядок. Вынужденные выбирать между порядкоми прогрессом, русские люди в любом случае оказывались в проигрыше. Стабилизация наступила, но на значительно более низком уровне. Этим-то и отличаются смуты от настоящих революций. Однако чтобы перевернуть последнююстраницу в истории Смутного времени, "партии порядка" предстояло окончательнорешить проблему возможных соперников семнадцатилетнего царя, наследника вовсене венценосной и даже не княжеской фамилии.
     Заруцкому за многие дела предстоялогореть в аду, и вряд ли он до сих пор был более постоянен в политических пристрастиях, чем прочие участники междоусобий, но Марине и ее сыну отчаянныйатаман остался верен до конца. Его армия отступает на юг-в исконноеказачье "поле", взрастившее и питавшее Смуту. Дон же отказывает в помощи сыну"казацкого царя" и своему атаману. Самые яростные и непримиримые из казаков уже сложили головы под разными знаменами, другие выслужили себе теплые ("Многие люди, заслуживающие доверия, видели. как несли этого ребенка с непокрытою головою на место казни. Так как в это время была метель и снег бил мальчику по лицу, то он несколько раз спрашивал плачущим голосом: "Куда вы несете меня?" Но люди, несшие ребенка, несделавшего никому вреда, успокаивали его словами, доколе не принесли его на то место, где стояла виселица, на которой и повесили несчастного мальчика, как вора, на толстой веревке, сплетенной из мочал. Так как ребенок был мал и легок, то этою веревкою по причине ее толщины нельзя было хорошенько затянуть узел, и полуживого ребенка оставили умирать на виселице". Э. Геркман, "Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России". Москва, 1874 год.) места при кабацком откупе, да и поместьица,а те, что остались на Дону, предпочитали московское жалованье и свое хозяйствоневерной военной удаче. Заруцкий, постоянно преследуемый воеводами нового царя.поворачивает к Волге - "указывает путь Разину", как скажет впоследствии историк С. И. Тхоржевский. Астрахань подчинена Москве недавно иеще хранит память о собственном независимом царстве - под властью Марины иЗаруцкого она обретает осенью 1613 год свой последний кратковременный "суверенитет". Армию Заруцкого пополняют волжские казаки, которых Москва не жалует за разбои на торговых путях. В поисках союзников они обращаются к персидскому шаху Аббасу,- говоря по совести, одному из самых кровожадных тиранов мировой истории. Впрочем, неразборчивость в связях до сих пор отличает российских революционеров. Однако шах с помощью медлит. Казаки ссорятся с купцами, сам Заруцкий -с воеводой Хворостининым. Наконец, в апреле 1614 года в Астрахани, к которойсо всех сторон приближаются московские войска, начинаются бои между горожанамии казаками. Спасая Марину и царевича, атаман доверяется Трене Усу и вместе с нимбежит на Яик... Здесь их и настигает крепнущая рукановой власти. "Сколь веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлю..."
     Заруцкого допрашивал сам царь. Мы никогда не узнаем, о чем беседовали робкий юноша и атаман; можно предположить, что за Михаила говорили, по обыкновению, его советники. Но, очевидно, ответыЗаруцкого их не слишком устроили. Ведь практически все видные соратники обоихДмитриев, в том числе и князь-атаман Дмитрий Трубецкой, остались вельможами и при новой власти. Заруцкий после пыток был посажен накол. А трехлетний сын Марины, царевич Иван,повешен на виселице за Серпуховскими воротами.
     Убийство детей, которые могут вырасти ипредъявить претензии на наследство своих родителей - нередкое дело во время феодальных распрей. Не совсем обычно другое - что казнь маленького ребенкаустроена публично, словно своего рода народный праздник.
     Сторонники Романовых с самого началапытались убедить к убедили страну, что царевич вовсе не был царевичем - сын самозванца, "тушинского царя" не имел законных прав на престол. Но мне кажется, чтолучшим консультантом в этом вопросе для молодого Михаила Федоровича мог бы бытьего отец Филарет Никитич, которого сделал митрополитом московский Димитрий, а патриархом - тушинский, то есть отец несчастного мальчика. По единодушному отзывусовременников, Филарет стоял во главе "тушинской партии" бояр до того момента,когда посчитал для себя более выгодным перейти на сторону Сигизмунда Польского,а в это время он, кажется, не высказывал никаких сомнений по поводу законных прав"государя Дмитрия Ивановича". Потому-то царевича Ивана и не отравили,как Михаила Скопина-Шуйского, и не утопили, предварительно выколов глаза, как Болотникова. и не замучили в тюрьме вместе с матерью, гордой царицей Мариной, что онбыл для новой династии более чем реальным соперником. И только убивая его "всенародно", они могли в какой-то степени уберечь себя от воскресших "царевичей Иванов",то есть от того, что пришлось испытать на закате дней Борису Годунову и что такхорошо описал А. С. Пушкин в одноименной трагедии.
     Я не верю в мистические совпадения иотношусь к истории вполне рационально. Но есть пугающая закономерность в том,что династия Романовых началась злодейским убийством ребенка и таким же злодейским убийством завершилась... А для ответа на провокационные вопросы иностранцев наши дипломаты получили от своего христианского правительства такую официальную информацию: "И Ивашко (Заруцкий) за свои злые дела, и Маринкин сын казнен, а Маринка на Москве от болезни и с тоски по своем выбледке умерла".